2016-10-31T14:15:05+10:00 2016-10-31T14:15:05+10:00

Александра Голубева: «В судебной экспертизе столько интересного»

Судебно-медицинский эксперт поделилась опытом работы на месте происшествия, взглядом на кино и детскими мечтами

31 октября 2016, 14:15
Алена Теплова

Фото: Алена Теплова
Фото: Алена Теплова | Александра Голубева: «В судебной экспертизе столько интересного»

Существенная часть жителей и гостей Владивостока, закончивших свой жизненный путь именно в этом портовом городе, после смерти оказываются в стенах ГБУЗ «Приморское краевое бюро судебно-медицинской экспертизы». Как правило, безутешных родных и близких не заботит, кто же работает в этом учреждении, что требуется от его сотрудников и кем вообще нужно быть, чтобы влиться в эту своеобразную, но совершенно необходимую для нормального функционирования общества систему. Но фактически об этом мало кто что-то знает.

Несмотря на иногда появляющиеся в СМИ сообщения о том, что холодильники нового морга переполнены, мы убедились, что работа здесь идет в штатном режиме. Люди умирают во Владивостоке каждый день, но убийства случаются далеко не так часто – преимущественно помощь эксперта требуется при ДТП, несчастных случаях, самоубийствах и подобных инцидентах.

Начальник бюро Александра Голубева провела для корреспондента PRIMPRESS небольшую экскурсию по новому зданию учреждения, расположившемуся около знаменитой «тысячекоечной» больницы, и рассказала о работе в судмедэкспертизе.

- Судебная экспертиза – она была мечтой детства?

- Конечно, нет! В детстве я хотела быть продавцом продовольственного магазина. В школе была практика в магазине промтоваров, это было просто блаженством – тогда появились калькуляторы, которые нужно было включать в розетку. Потом была практика уже другая, скорее санитарская – в больницах мыли пациентов, кормили, разрешали нам что-то послушать и сделать уколы. Тогда закралась мысль, что могу стать и доктором. Потом сменилась школа, и там была шикарная учительница по химии – тогда я стала побеждать на олимпиадах и в восьмом классе твердо решила, что буду химиком.

В десятом классе в библиотеке взяла книжку о военных хирургах и твердо решила, что вот оно. Хотела поступать в Москве, но все решил случай: не хватило билетов на самолет, и полетели во Владивосток. Тут и поступила. А судебная экспертиза – это пришло после где-то пятого курса. Тогда была субординатура по патологической анатомии, за это время я собственноручно вскрыла около десятка трупов, это дало очень много понимания. Да и сначала я думала, что судебная медицина – это только трупы, а тут и живые люди, и разные лаборатории, столько всего! Была удивлена, сколько всего в этой специальности интересного.

- Сейчас студенты медики уже не работают с телами, только с препаратами и видеоматериалами. Как вы к этому относитесь?

- Буквально на днях прошло совещание главных врачей, и там как раз был поднят этот вопрос. Вчерашние студенты и без того совершенно не знают, что нужно делать с больными, они их просто боятся, их этому практически не учат. Когда я обучалась, нас активно привлекали к процессу, мы делали обследования, ставили диагнозы, назначали лечение… Конечно, настоящие врачи потом все это корректировали, но практика была очень важна. Впрочем, в Минздраве сидят умные люди – будем надеяться, что они знают, что делают.

- Сейчас вы уже опытный специалист. А когда только стали медиком, как реагировали люди, когда узнавали, где вы работаете?

- «Такая молодая и в морге?» «Ну, подождите, - отвечала я им, - буду старая и страшная, а пока так». Наверное, то же девушки слышат и сейчас. А так у нас много симпатичных девчонок. В коллективе экспертов 55,6% женщин, а среднее звено – лаборанты - вообще одни женщины. Младшее звено, санитары (по крайней мере, в морге) почти все мужчины. Работа тяжелая и физически, и морально, но молодежь все равно приходит. Ждем несколько целевых интернов.

Все хотят остаться во Владивостоке. Предлагаю остаться во Владивостоке, но в гистологии. Из четырех докторов двое уже пенсионного возраста, и мы их, конечно, не гоним, но и права удерживать, если они решат уйти, не имеем. У нас коллектив стабильный, особенно те, кто выезжает на место происшествия. Например, Людмила Дмитриевна Дордус, которая работает уже около 30 лет, и на месте происшествия вполне может заменить следователя.

- Сложно работать со следователями?

- Я периодически ругаю следователей и полицию за то, что они не хотят думать. В нашем ДВГУ в последнее время не было даже судебной медицины – не преподавали. Большинство молодых вообще не знают, что такое труп, что с ним можно делать, как вести себя на месте происшествия… Когда я спрашиваю (про какие-то обычные вещи. – Прим. ред.): «А это делать будем?», они удивленно спрашивают уже меня: «А надо?». Нас часто зовут на место происшествия там, где это на самом деле не нужно, зато не зовут там, где эксперт необходим.

- Судебную экспертизу часто показывают в кино. Насколько такие эпизоды похожи на действительность?

- Иногда я смотрю российский криминальный сериал «След», чтобы улыбнуться и помечтать. Там могут взять одну частицу (неважно, волос или что-то еще), положить ее в центрифугу, тут же сесть за компьютер и все узнать о человеке. Конечно, это совершенно невозможно, каким бы ни было оборудование. А оборудование в таких фильмах - в основном набор пробирок с разноцветными жидкостями и центрифуга. Правда, там есть то, что должно было бы быть: они расследуют одно дело всей командой, не отвлекаясь ни на что. Вы когда-нибудь видели следователя, у которого в работе одно дело или чтобы у нас в экспертизе был один труп или один живой человек? Нет такого в российской и советской истории, никогда не было. Конечно, когда дело резонансное, создаются группы, и тогда всегда есть результат. Вот как по этим несчастным девочкам, которых насиловали и убивали в районах. Группа занималась только этим делом, и какой был результат.

- Сколько умерших из Владивостока попадает к вам?

- В том году вскрыли больше трех тысяч трупов по Владивостоку. Число преступлений меняется по синусоиде с интервалами раз в пять-шесть лет – это видно из наших записей. Сейчас мы почти у вершины, скоро число исследованных трупов должно пойти на спад.

Невозможно угадать, сколько и когда будет происшествий – ни по дням недели, ни по временам года, ни как-то еще. Некоторые эксперты проводили исследования, чтобы определить, например, период суток или месяц, но нет. Даже если взять дежурный журнал эксперта: умирают люди каждый день, но не каждые сутки требуется вызов судебного медика.

- Неужели и морг работает каждый день, даже в праздники?

- Мы принимаем трупы 24 часа в сутки 7дней в неделю и 365 дней в году. Для этого есть дежурная служба: дежурный санитар и дежурный врач. Дежурный доктор в течение суток работает со следственными органами.

Что касается исследования тел, у нас действует внутренний распорядок работы отделения. Так как работа вредная, в соответствии с Трудовым кодексом Российской Федерации установлена 30-часовая рабочая неделя; это 6-часовой рабочий день пять дней в неделю с перерывом на обед полчаса. Соответственно, выходные и праздничные дни у нас нерабочие. Но когда выходные длительные, например майские или новогодние праздники, коллектив собирается и решает, в какие дни будет работать. Обычно это три дня, которые оплачиваются в двойном размере, в крупных отделениях (Уссурийский и Находкинский межрайонные отделы; Партизанский и Спасский межрайонные отделения); в небольших районных и межрайонных отделениях, в зависимости от нагрузки, работают по сложившейся практике день или два.

- Случалось вот так работать в праздники?

- Однажды я дежурила 1 января. Тогда было одно убийство за все сутки, зато громкое. Это был 1995 год, дежурили на Лазо. Сотовых телефонов, конечно, не было. Часов с трех по всему зданию начали звонить телефоны, около шести звонят в кабинет дежурного – оказалось, искали меня и уже успели вызвонить все начальство, вместо того чтобы позвонить по нужному телефону. Поехали в гостиницу «Владивосток», а там в одном из номеров как в кино: все стены в помарках крови, на полу лужа крови, а в ней лицом вниз лежит молодой мужчина с обширной резаной раной на шее «от уха до уха»… Никогда потом такого не видела.

- Бывают ли случаи, которые могут стать байками?

- Иногда рассказывают, мол, люди оживают прямо в морге на столах. За всю историю нашего бюро такого не было. Только однажды что-то похожее рассказывал преподаватель, когда я еще училась в мединституте. В тот раз он работал перед длительными выходными, и звонят ему из реанимации – умер, мол, пациент, родственники просят не откладывать, а вскрыть сейчас. Вообще проводить вскрытие человека, когда тело еще теплое, мало кто любит… Но он согласился. Сделал первый разрез, и тут началось как бы кровотечение! А ведь если человек мертв, то сердце не бьется и кровь не может идти. Трясущимися руками схватил пинцет, проверил признак Белоглазова – нет, точно мертв. Но дальше уже вскрывать не смог.

- А из вашей практики?

- Недавно пришлось «прочитать лекцию». Умер молодой узбек, пришла за ним делегация из пяти человек. Говорят: «Нэ надо рэзать». Но ведь им нужно медицинское свидетельство о смерти, а его можем дать мы, могут патологоанатомы или в поликлинике. Есть еще вариант, чтобы полиция оформила бумагу, что не нужно проводить вскрытие, но это был не тот случай. Поликлиника дает документ тем, кто наблюдался в этой поликлинике, и если нет никаких сомнений в том, что человек умер именно от определенных болезней, – этот в поликлинике не наблюдался. Патологоанатомы никакого документа дать не могут, потому что он не в больнице умер. Остаемся только мы, а мы не вскрывать не можем. Все равно просят «не резать»... Но я-то уже советовалась с коллегами из Татарстана, разговаривала с имамами, и они говорят, что для установления истины Аллах вскрытию не препятствует. Парни выслушали, поблагодарили, согласились – главный из них даже телефон попросил.

Новости партнеров

Жизнь региона